СОН УЛЕТИТ И ТЫ СТАНЕШЬ ЯВЬЮ
W.I.T.C.H.
Richard Madden, original
Caleb 32-35
восставший шептун, телохранитель королевы меридиана, бывший повстанец и революционер
Отношения с вашим персонажем
Он был рождён рабом в садах принца-узурпатора Меридиана, Фобоса, безвольным шпионом, без собственного сознания и права на личность. У него не было имени, не было рода и не было семьи — он был просто шептуном, ушами и глазами принца, гуманоидным существом без права на жизнь. И всё же он восстал.
В Калеба верили — он был символом, надеждой, воином, стратегом и идейным вдохновителем. Он вёл сражения, поднимал народ на бунты и грезил идеей о поисках света Меридиана, утерянной принцессы. Но Калебу снились и другие сны — те, в которых он видел девушку с золотыми волосами, а однажды — однажды он помог ей выбраться из канализации.
И тогда началась их история.
Их разлучила жизнь. Они были предназначены друг другу и повязаны — Корнелия не сдалась на Калебе и тогда, когда Фобос превратил его в цветок обратно, но они были рождены в разных мирах. Калеб нужен был Меридиану и Элион, Корнелия — Кандракару и земле. Это была любовь, которой не суждено было длиться.
Но сколько бы лет ни прошло, сколько бы звёзд ни погасло — они продолжают сниться друг другу. Эту связь не разорвать никому.
Эта связь будет отравлять их изнутри вечность — ту самую, которую им не позволяют разделить вместе.
Послесловие
— микс комиксов с мультипликационным сериалом, больше опираюсь на комиксы, ориджин Калеба попрошу взять именно оттуда — лидер революционеров, рождённый рабом;
— окончание истории Корнелии и Калеба, по сути, заключается в трёх специальных дополнительных выпусках — они короткие и небольшие, но сердце от них разрывается на части;
— с момента их расставания прошло десять лет, Корнелия давно перестала быть стражницей и спасать миры, посвятила себя фигурному катанию, у Калеба же — Меридиан, наконец-таки пришедший к относительной стабильности и относительному процветанию;
— Калеб и Корнелия — это endgame, и they will always belong to each other. В то же время, понять, почему тогда он выбрал Элион, можно — это было логично и правильно. Эти отношения были возможны. Калеб и Элион на данный момент не вместе, и, скорее всего, он уже и не телохранитель, а занимается разведкой;
— столько лет спустя — ничто не утихло, только раны гноятся сильнее и смотреть в глаза друг другу больнее;
— иногда я пишу средние посты, иногда — очень большие, в третьем лице, лояльна ко всем способам оформления текста, лишь бы текст был хорошим;
— саундтрек — это Мария Чайковская — Тебя хоть там любят; Мельница — Дороги; IAMX — I am terrified; Кукрыниксы — Любовь, Denmark + Winter — Every breathe you take, а также Иван Ожогин — Мир твой пуст;
— в идеале и итоге, мне бы хотелось прийти к хорошему и светлому концу — и в комиксах он тоже был; в них Корнелия осталась с Калебом жить в Меридиане, изредка навещая Землю через порталы (мне не нравится развязка с оставлением астральной копии вместо себя, ибо в комиксах была достаточно объёмная арка, посвящённая желаниям копий обрести собственную жизнь; однако Корнелия вполне могла объяснить, что Калеб родом из какой-то там Новой Зеландии, и теперь она переезжает на другой конец света — любовь она такая) - или Калеб мог постараться прижиться на Земле;
— опционально — можно устроить ещё одну революцию;
— очень жду.
Scary Kids Scaring Kids — Watch Me Bleed
Тренировки по четвергам начинались в девять утра, а Корнелия начинала свой день с водки со льдом. Проснулась она задолго до скрипичной партии моцартовской ре мажорной сонаты будильника, и долго лежала в холодной постели, под жемчужными шёлковыми простынями — изучала гипсовую лепнину на потолке, чистое рококо, в духе Растрелли. Картуши по углам и ормушли где ни попадя окрашивались в грязно-серый цвет, пока остроконечные листья пандануса щекотали лоб. В периоды, когда Корнелия нервничала, цветы впадали в бурную ярость и росли по секундам, достигая гигантских размеров. Корнелия морщилась; её мучило похмелье после вчерашней вечеринке в Хитерфилдской галерее современного искусства, на которой так яростно настаивал агент, и головная боль, вечная четверговая гостья, перед показательными закрытыми катаниями — на трибунах должны были собраться болеющие за своих чад мамаши, готовые грызть друг другу глотки зубами и языками, коучи из школ фигурного катания, присматривающие юных кандидаток, и просто своры родственников, неизменно таскающих с собою ланчбоксы. Корнелию ждали долгие бесконечные разговоры, касающиеся таланта и выправки будущих чемпионок, рыбьи, пустые глаза матерей, требования, вопросы, попытки шантажа и взяток, а после — звонки Кармен, требующей и умоляющей Корнелию не пропускать открытие рыбного ресторана на Дадли Авеню. На самом деле, Корнелии всё равно — Питер уехал, и одним напоминанием о нём в квартире остаётся удушающий аромат дезодоранта от «Armani» и записка, прикреплённая к дверце холодильника — «дело затягивается, вылетаю в Айову, буду через два дня, люблю, целую». Корнелия раздражается от записки ещё сильнее, и с силой открывает дверцу морозилки — она бы с удовольствием выпила что полегче, но для «белого русского» сливок нет, а тащиться в магазин за соком, ради тошнотворной «отвёртки», она не собирается.
Слишком много приходится провести времени в ванной — тёмные круги под глазами отказываются уходить, и Корнелия не может определиться с цветом губной помады. Она аккуратно, неторопливо раскладывает футляры по расстеленному полотенцу, пробует цвет на руке и останавливается на тёмно-вишнёвом.
Потом она проводит целый день в кашемировой водолазке и дутом жилете, с высоко собранным конским хвостом, на катке — ледяная крошка оседает на висках и носу, и льдинки тают, оставляя мокрые следы. Неуклюжие, неловкие девочки возрастной категории от семи до девяти лет пытаются повторять арабески, заклоны и дорожку шагов, пока болельщики, в виде бабушек и скучающих младших братьев-сестёр, выкрикивают поддерживающие лозунги. У Корнелии голова гудит от музыки, вибрации и сквернословия мамаш, и она вымещает злобу на воспитанницах. В раздевалке Корнелия отчитывает их последовательно, первую за второй и вторую за третьей, и половина остаётся в слезах, другая половина — не выдерживает и выбегает. Корнелия не жалеет их и не считает себя неправой; в конце концов, она не берёт учениц старше тринадцати осознанно. Когда дети ещё маленькие, гибкие и с ломкими косточками, психика их столь же гибка и подвластна внушению; Корнелия им ничего не внушает, говорит одну лишь правду. Те, которые доходят до конца, обладают железной, стальной мотивацией, выкованной из амбиций родителей или же собственных стеклянных грёз. Эти замки из хрусталя разобьются и поранят до мяса, но не Корнелии о том говорить. Коучам она оставляет визитку, обещая обсудить всех выступивших девочек на следующий день, по телефону, и решить, кто же получит заветную стипендию, сама же выходит со стадиона — со стороны служебного входа, избегая мамаш. На лестничной клетке Корнелия курит, и сигарета стирает помаду — ментоловые «Newport» заканчиваются. Телефон разрывается от входящих звонков — Корнелия так и не даёт ответ Кармен, и, облокачиваясь на железную перегородку, с которой ссыпется ржавая зелёная краска, вглядывается в Хитерфилд. Отсюда, с верхних этажей стадиона, виднеются песочные небоскрёбы, переходящие в районы жилых домов, мост через реку, море и даже линия начинающихся болот. Солнце заходит, здания окрашиваются в синий, в воздухе колеблется зеленоватый дым. Корнелия выдыхает дым, комкает пачку и торопится домой — но, паркуясь у дома, не решается войти назад.
Там её ждут двухэтажные апартаменты, холодные и пустые, записка от Питера, ярко-жёлтая, и Корнелии не спрятаться от неё. К подругам не зайти — у Хай Лин и Эрика семейный ужин, у Вилл и Мэтта — занятия с малышом, у Тарани — родительское собрание, у Ирмы — родители и брат с невестой. У всех у них, у бывших стражниц, семьи, у Корнелии — ничего.
Она решает прогуляться в парк, может, даже отправиться на пробежку.Пробежка отменяется — сначала Корнелия выпивает стакан вина, а после меняет водолазу на свитер. До парка ей идти четверть часа, и она шагает сначала быстро, потом замедляется — и, уже среди высаженных в ряд орешников, бредёт совсем медленно. В голове у неё крутится тысяча мыслей, но ни за одну она не может ухватиться. Телефон остаётся дома — звонки Кармен выводят Корнелию из себя — и потому бредёт она в полумраке, сходя с дорожек, освещаемых фонарями, в кромешную мглу. Ей одиноко, Корнелия топит себя в этом одиночестве, и от того ей становится хорошо. Завтра тренировки с хореографией, в воскресенье — премьера фильма, то ли историческая драма, то ли комедия — Корнелии всё равно. Нужно будет написать Питеру смс и проверить, заберёт ли он смокинг из химчистки.
Но здесь нет ни Питера, ни билетов, ни обещаний — только деревья, земля и крошечный островок природы, а за забором, за прочной клеткой, кипит фальшивая жизнь, и неоновыми следами линий остаются воспоминания о пронёсшихся мимо машинах.
Корнелия стоит под дубом долго, с закрытыми глазами, и просто дышит. Она не ждёт — давно разучивается это делать — и просто молчит. А потом решает отправиться домой и заснуть — в этом вечере смысла чуть больше, чем в предыдущих. Гораздо больше, согласись она на открытие ресторана.Корнелия выходит из парка, и заворачивает направо — светофор поломался. Ей нужно подождать у фонаря, и она различает мужскую фигуру — высокую, в длинном плаще. Корнелия его не боится, и сама не останавливается — только вжимает голову в плечи, смотрит в асфальт и быстро подходит, сохраняя дистанцию. А потом случается порыв ветра, и ударяет её по спине — ветер взметает её волосы, и прошлогодние листья, головы одуванчиков, и всё это проносится мимо неё и незнакомца. Корнелия оборачивается, просто посмотреть на цветы — но вместо того различает профиль, который тускло освещает масляный свет фонаря.
Корнелия, пожалуй, никогда этот профиль не забывает.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, и сама удивляется, как холодно, твёрдо и спокойно звучит её голос.
Какая холодная она сама.Но всё-таки пройти мимо не может.