Иногда на подкладке ее шлема появляются имена и адреса. Не каждый день, но Гелата проверяет ежедневно, и радуется, увидев их — любые. Она сможет телепортироваться к каждому, и обязательно пройдет весь список, он не бывает большим, не превышает десяти имен. Разные страны, разные лица, мужчины, женщины, дети. Разные диагнозы.

неизлечимые диагнозы.

Травмы или болезни. Гелата видела разное, то, чего бы предпочла не видеть никогда, но смотрела, не отводя глаза. Пострадавшие от аварий, ожогов, химиотерапии. Младенцы и старики. Роженицы. Кто угодно, и Гелата могла помочь им одним прикосновением воскрешающего копья, неповторимого оружия, способного не только убивать, но буквально дарить жизнь.

Всего копий тринадцать, как и валькирий, двенадцать — сестры, семья, неделимые части одного целого, и тринадцатая — одиночка. Валькирии — девы-воительницы, спецназ света, боевые ангелы, они служат свету, но сами не свет, ибо первые валькирии служили Хаосу и древним богам; из таких осталась одна Фулона, их лидер. Валькирии заменимы; они всего лишь те, кто держит копья. Копья — незаменимы, особенно копье Гелаты. Копья меняют хозяек; взамен убитой валькирии приходит другая, но убить валькирию сложно, они сильнее простых стражей света, им доступна магия, что не под силу никому другому, и их всегда прикрывают оруженосцы, люди, которых выбирают сами валькирии. Это мужчины, часто — молодые мужчины, но кодекс валькирий запрещает любить, поэтому их оруженосцы должны оставаться не больше, чем друзьями.

Гелата трепетно-нежно любит свое копье, восхищаясь его силой, и ей вовсе не в тягость периодически наведываться в больницы, видя разные степени людского горя. Тяжело другое: во-первых, уговорить человека, который должен добровольно принять помощь, и здесь приходится врать, потому что никто не поверит в валькирий и их копья, во-вторых… самое ужасное, с чем Гелата не раз сталкивалась и с чем ничего не могла поделать.

НЕВОЗМОЖНОСТЬ ПОМОЧЬ;

Сколько раз она стояла над постелью больного, всей душой сочувствуя и отчаянно желая исцелить человека, сколько раз она понимала, что достаточно одного касания наконечника копья, и сколько раз ее душа рвалась на части, потому что имени этого человека не было в списке. Потому что высшие силы, кто бы ни помечал имена на подкладке ее шлема — выбрали другого. Потому что если бы Гелата нарушила правило, исцелив кого-то по своей воле — ее копье навеки бы потеряло силы и не исцелило бы больше никого.

ЭТО ЖЕСТОКО,
свет был жесток к валькириям, свет испытывал их на прочность ежесекундно;

Хирургические отделения Гелате нравятся намного больше онкологических или кардиологических, где ей каждый раз хочется плакать, хотя она очень много лет как валькирия, это внешне ей около двадцати пяти, она не состарится, но она взяла в руки копье уже примерно сотню лет назад {а были валькирии намного старше, та же Фулона служила свету еще с начала времен}. Взрослые хирургические отделения — еще лучше. Особенно, где палата одноместная, где Гелате проще будет поговорить с больным {а если тот без сознания, то не нужно}, и где она не увидит других, кому могла бы помочь — но ей запрещено.

Нейрохирургия гораздо сложнее обычной, ювелирная работа, врачи, делающие такие операции, заслуживают билет в Эдем, по мнению Гелаты, что бы ни делали, сняв белый халат. Она сама врач, точнее, медсестра, была ею, пока не стала валькирией, но тогда понятия не имели, что реально проводить подобные операции на головном мозге, помимо простой трепанации черепа.

прогресс не стоит на месте, и тем прекрасны люди;

Сначала у постели тяжелобольного появляется золотое сияние, и почти сразу из ниоткуда материализовывается невысокая хрупкая рыжая девушка в простой одежде. Копья пока не видно, но Гелата призовет его в любой момент. Она смотрит на лицо пациента, мужчины лет пятидесяти: его зовут Джеймс Бишоп, он отец троих детей, любящий муж, его эйдос {то же, что душа} ярко сияет в груди, что Гелата может видеть у всех смертных, но ему рано уходить в Эдем. Ему дали шанс, и он спит, поэтому Гелате не обязательно уговаривать его, выдумывая разные сказки про биодобавки и разнообразные панацеи.

Она призывает копье, но не успевает коснуться наконечником груди больного — в палату входит врач. Гелата замирает, чувствуя себя так, словно ее застали на месте преступления.

— Я не… Это не то, что вы думаете, — заодно она мысленно накладывает барьер, чтобы сюда никто не мог войти. И выйти тоже. У Бишопа мало времени, поэтому вовсе не нужно, чтобы Джек Шепард вызывал полицию, хотя Гелате это ничем не грозит, она легко телепортируется прочь отсюда и сотрет память всем, кто видел ее — но она думает не о себе, поэтому придется вести переговоры с врачом. Его имя Гелата знает, стоит ей лишь посмотреть на него, и эйдос его тоже видит, яркий и сияющий. Хорошо. Значит, он сможет ее понять.